My fairest child, I have no song to give you;
No lark could pipe to skies so dull and gray;
Yet, ere we part, one lesson I can leave you
For every day.
Be good, sweet maid, and let who will be clever;
Do noble things, not dream them all day long:
And so make life, death, and that vast forever
One grand, sweet song.

Мой чудесный ребенок, у меня нет песни, чтобы подарить тебе;
Нет шутки, чтобы развеять серость и скуку неба;
Но, прежде чем мы расстанемся, один урок я могу оставить тебе
На каждый день.
Будь добр, дорогуша, и пусть другой будет умным;
Делай благородные дела, а не мечтай о них:
И таким образом сделай жизнь, смерть, и все, что после,
Одной большой, красивой песней.

Знаешь, Мэри,
в моей голове
звери.
Они бы тебя
съели,
если бы я разрешил.

Но я их гоню из прерий,

на ключ закрываю двери.
Сидят на цепях звери,
на ржавых цепях души.

А звери мои
ночью,
рвут кожу и плоть
в клочья.
И каждый их клык заточен.
Играют на струнах жил.

Но
все-таки,
между прочим,
/пусть я и
обес
точен/,
ты вся,
до ресниц и точек -
причина того, что я жив.

Беги от меня, Мэри,
/прижмись же ко мне теснее/.
Спасайся скорей, Мэри,
/ничто тебя не спасет/.

Коснувшись тебя, Мэри,
попробовав раз,
звери,
живущие в моем теле,
хотят еще и еще.

Ты знаешь, Мэри,
есть истина в вине и теле,
религии и постели.
Но я отыскал в тебе.

И пусть сегодня
другой одеяло грею,
но спят мои злые звери,
тебя видя в каждом сне.

Поверь,
я больше не буду зрителем,
скрываясь в своей обители,
до самых последних дней.
Я прилечу с Юпитера,
в квартиру твою в Питере.

Мэри,
стань укротительницей
моих
диких
зверей.

Джио Россо

Ежели ты не прелюбодей, Лучше не трогай духовных людей.

I do my thing and you do your thing.
I am not in this world to live up to your expectations,
And you are not in this world to live up to mine.
You are you, and I am I,
And if by chance we find each other, it's beautiful.
If not, it can't be helped.

(Fritz Perls, "Gestalt Therapy Verbatim", 1969)

Я делаю своё дело, а ты делаешь своё дело.
Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям,
А ты живёшь в этом мире не для того, чтобы соответствовать моим.
Ты – это ты.
А я – это я.
Если мы случайно встречаем друг друга – это прекрасно.
А если нет – так тому и быть.

Got crows in my pasture
Rats in my barn
Crows in my pasture, babe
Rats in my barn
If I was you, little bluebird
I'd up and find another farm

I'd up and fly away
Fly away, baby

На моем пастбище вороны,
В моем амбаре крысы.
На моем пастбище вороны, детка,
В моем амбаре крысы.
На твоем месте, маленькая синяя птичка,
Я бы взлетел и поискал другую ферму.
Я бы поднялся и улетел прочь,
Улетел прочь, детка.

C Тобой

В твоих берегах-ладонях
Мои протекают воды.
Мои застывают годы
В твоих берегах- глазах.

В твоих вечерах-затонах
Мои затихают речи.
Мои остывают плечи
В твоих вечерах-лугах.

В твоих облаках-объятьях
Мое уплывает сердце,
И так далеко до смерти
В твоих облаках- руках.

п.мамонов

Джек Абатуров
Я писал бы
тебе

о Ницше и Керуаке,
и о том, что забыл наушники
в гардеробе,
о Есенине, Лорке, Рыжем
и Пастернаке,
о Любви

и Боге.

Я писал бы
тебе

как ветер качает ивы,
как Июль надоел – сожгите его,
развейте!
Как живут города в провинции – перспективы
равнозначны
смерти.

Я писал бы
тебе

о том, что Любовь и Лето
целиком состоят из пластика
и картона;
и о том, что порезав пальцы деталью Лего

лечишь
одеколоном.

Я писал бы
тебе

о том, что пусты резервы,
что зелёнка и спирт
лишь
маскируют
раны.
И о том, как Любовь вскрывают ножом
консервным –

и исправляют
шею кардиограммы.

Я писал бы
тебе

о Марсе,
об Атлантиде.
И как ноги обвил зелёный противный
ил.
И о том, как тебя,
конечно же, ненавидел,
если бы не любил.

Я писал бы
тебе,

как по уши в ложь обутый,
на вокзале стою –
затёк плечевой сустав.
И в ночной тишине слушаю треск салюта,
его
глазами не отыскав.

Я писал бы о том,
что не было крыльев, перьев.
Лишь автобус и тень
Владимира Ильича.

Я писал бы
тебе,

что птицы летят на Север.
Я писал бы
тебе,

а ты бы
не отвечал.

Однажды спросила ты: "Так почему же я с тобой?"
Сказал, что более такой на свете не найти.
Думал, ходил, и вот, несколько слов нашлось.
Скажи между сестер, эти слова твои теперь!?

Даже когда я не я - ты все равно со мной.
Вот почему ты моя. Вот почему я с тобой,
Даже когда кричу; даже когда ты плачешь;
Лай стоит собачий посреди отчаяния.

Даже когда болит - терпеть сил нет.
Ты меня обнимаешь, и я без крыльев лечу
Бедам всем назло, когда обое рябое -
Ты моя, чтобы не было - вот почему я с тобой;
Вот, почему я с тобой...

Припев:
Люди мы только тогда, когда очень сильно любим.
Только тогда, когда любим мы - можем называться людьми!
Люди мы только тогда, когда очень сильно любим.
Только тогда, когда любим мы - можем называться людьми.

Сколько говорить еще, еще: "Среди всех лучшая!"
Даже когда пропащий, когда горит, печет.
Даже когда вот-вот ты, а не другой кто-то.
Ни за что не убежишь, ты в жилах моих течешь.

Даже когда болит, терпеть сил нет -
Ты меня обнимаешь и я без крыльев лечу
Бедам всем назло, когда мы обое рябое -
Ты моя, что бы там не было; вот почему я с тобой
Вот почему я с тобой...

Однажды спросила ты, так почему же я с тобой?
Сказал, что более такой в мире не найти.
Я думал, ходил, и вот: несколько слов нашлось
Скажи между сестер, эти слова только твои сейчас.

И встретишь ты, когда не ждёшь.
И обретешь не там, где ищешь.