я люблю шрамы. это же биография.
Прыг, ласточка, прыг, по белой стене.
Прыг, ласточка, прыг, прямо ко мне;
Солнце взошло - значит, время пришло.
Прыг, ласточка, прыг - дело к войне.

Прыг, ласточка, прыг, прямо на двор;
Прыг, ласточка, прыг, в лапках топор.
С одной стороны свет; другой стороны нет.
Значит, в нашем дому спрятался вор.

Жизнь канет, как камень, в небе круги.
Прыг, ласточка, прыг - а всюду враги.
На битву со злом взвейся сокол, козлом,
А ты, ласточка, пой, а вслед не беги.

Пой, ласточка, пой - а мы бьем в тамтам.
Ясны соколы здесь, ясны соколы там.
Сокол летит, а баба родит;
Значит, все, как всегда, и все по местам...

20:42

я люблю шрамы. это же биография.
Я ночевал на берегу Атлантического океана, холодного и бушующего ветрами, над ним кружили тысячи птиц. На самом Севере, там, где никогда не бывает тепло, а киты передают людям знаки внимания, выбрасывая в воздух хвосты.


У меня с собой была бутылка водки. Я открутил пробку и выпил незамедлительно. Мне стало тепло и приятно. Я открыл пробку снова, не выдержав даже и ритуальной паузы, и отправил в рот еще грамм 50. По нутру поползло тепло, руки нащупали друг друга и потерлись одна об другую. Вдалеке, где-то там, где горизонт, и глаза уже не могут ничего различать, кричали киты и чайки. Я сидел и думал: «На краю света мне хорошо, с океаном и водкой я лажу куда лучше, чем с людьми. Людям постоянно что-то надо, то много зарабатывающий мужчина, то женщина с красивыми ногами, то спортивный автомобиль. Но мир вообще не об этом, и я теряюсь и не знаю, как себя вести». Пахло снегом и солью, ветер трепал мои длинные грязные волосы. Я присовокупил еще пятьдесят и сотворил самокрутку из табака, который пахнет черносливом и перегноем.

Все говорят, что не стоило бы начинать все истории с того, как выпил, с другой стороны, я не слышал ни одной заебатой истории или мысли, которая бы брала начало с того момента, как человек откушал тарелку солянки.
На том и сойдемся.

19:57

и.б

я люблю шрамы. это же биография.
Ты уехал на юг, а здесь настали теплые дни,
нагревается мост, ровно плещет вода, пыль витает,
я теперь прохожу в переулке, всё в тени, всё в тени, всё в тени,
и вблизи надо мной твой пустой самолёт пролетает.

Господи, я говорю, помоги, помоги ему,
я дурной человек, но ты помоги, я пойду, я пойду прощусь,
Господи, я боюсь за него, нужно помочь, я ладонь подниму,
самолёт летит, Господи, помоги, я боюсь.

Так боюсь за себя. Настали тёплые дни, так тепло,
пригородные пляжи, жёлтые паруса посреди залива,
тёплый лязг трамваев, воздух в листьях, на той стороне светло,
я прохожу в тени, вижу воду, почти счастливый.

Из распахнутых окон телефоны звенят, и квартиры шумят, и деревья
листвой полны,
солнце светит в дали, солнце светит в горах — над ним,
в этом городе вновь настали теплые дни.
Помоги мне не быть, помоги мне не быть здесь одним.

Пробегай, пробегай, ты любовник, и здесь тебя ждут,
вдоль решёток канала пробегай, задевая рукой гранит,
ровно плещет вода, на балконах цветы цветут,
вот горячей листвой над каналом каштан шумит.

С каждым днём за спиной всё плотней закрываются окна оставленных лет,
кто-то смотрит вослед — за стеклом, всё глядит холодней,
впереди, кроме улиц твоих, никого, ничего уже нет,
как поверить, что ты проживёшь ещё столько же дней.

Потому-то всё чаще, всё чаще ты смотришь назад,
значит, жизнь — только утренний свет, только сердца уверенный стук;
только горы стоят, только горы стоят в твоих белых глазах,
это страшно узнать — никогда не вернёшься на Юг.

Прощайте, горы. Что я прожил, что помню, что знаю на час,
никогда не узнаю, но если приходит, приходит пора уходить,
никогда не забуду, и вы не забудьте, что сверху я видел вас,
а теперь здесь другой, я уже не вернусь, постарайтесь простить.

Горы, горы мои. Навсегда белый свет, белый снег, белый свет,
до последнего часа в душе, в ходе мёртвых имён,
вечных белых вершин над долинами минувших лет,
словно тысячи рек на свиданьи у вечных времён.

Словно тысячи рек умолкают на миг, умолкают на миг, на мгновение вдруг,
я запомню себя, там, в горах, посреди ослепительных стен,
там, внизу, человек, это я говорю в моих письмах на Юг:
добрый день, моя смерть, добрый день, добрый день, добрый день.



июнь 1961

я люблю шрамы. это же биография.
Это — ряд наблюдений. В углу — тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.

Человек страшней, чем его скелет.

Зимний вечер с вином в нигде.
Веранда под натиском ивняка.
Тело покоится на локте,
как морена вне ледника.

Через тыщу лет из-за штор моллюск
извлекут с проступившем сквозь бахрому
оттиском «доброй ночи» уст,
не имевших сказать кому.

@темы: и.б

21:47

я люблю шрамы. это же биография.
я думал, что любовь то такое чудо, что двум людям намного лучше, чем одному. Как крыльям аэропана

21:27

я люблю шрамы. это же биография.
Завяжи меня узелком на платке.
Подержи меня в крепкой руке.
Положи меня в темь, в тишину и в тень,
На худой конец и про черный день,
Я - ржавый гвоздь, что идет на гроба.

Я сгожусь судьбине, а не судьбе.
Покуда обильны твои хлеба,
Зачем я тебе?

1961

22:56

я люблю шрамы. это же биография.
стыд
это красное покрывало
чтобы под ним скрыться.

те кто его прял

отступили из голого света
в ткань без веса. этой тёмной материей
скрыта от мрака —
как от ока —
ночь под которой
как в утробе дитя
укрывается день.

_______

Анна Глазова

19:19

я люблю шрамы. это же биография.
10 лет осваивал горы, а в итоге выпало море

@музыка: Jefferson Airplane – Comin' Back To Me

12:51

я люблю шрамы. это же биография.
разница
Ксения Желудова
заметь, уют — это очень просто, проще простого,
это когда приходишь с работы, снимаешь туфли,
а тебе говорят: умойся, садись и поешь супа,
а потом я налью тебе кофе, как ты любишь,
несладкого, с молоком.

и мужчина, представь себе, тоже — просто,
это когда умное гордое сердце и сильные руки,
это когда хочется быть нужным и важным,
а ещё иногда перехватывает горло
от внезапной минутной нежности,
и тогда хочется целовать.

и женщина — это тоже предельно просто,
это когда в голове так гулко, громко и много,
а в груди — наоборот — тихо, глупо и тоже много,
а слов так ничтожно мало, зато есть руки и губы,
а ещё в груди иногда случается молоко.

и, получается, всё так просто, но простое дразнится,
обернувшись сложным; искомый становится ищущим.
спросишь, какая разница? велика разница.
это как смеющийся издалека кажется плачущим,
плачущий — смеющимся.

29.7.13.

14:41

я люблю шрамы. это же биография.
Стань мені самою,
Саме тою піснею.
Будую світ і розламую
Кожного разу після.
Лишись на першому,
На своєму місці.
Ця подорож вже завершена,
А швидкість ще двісті...

Руту не шукай — твоя вона,
Не даруй речей, даруй сина,
Як тобі, не знаю,
Припасти до душі?..
Річ одну ти знати повинна:
Ні на що це зовсім не схоже,
Я немов маленька дитина,
Що без тебе жити не може.

14:24

я люблю шрамы. это же биография.
Останься на первом,
На своем месте.

21:23

я люблю шрамы. это же биография.
16:57

я люблю шрамы. это же биография.
И тот кто хочет любви беззащитен вдвойне

15:30

к.ж

я люблю шрамы. это же биография.
побережье

мне мало не хватает для счастья: синей холодной воды
поблизости, чтобы идти до неё не больше квартала,
плоских белёсых волн, методично слизывающих следы,
ясной сухой погоды с понедельника до среды,
а со среды — чтобы заливало;

города, пропахшего хлебом, дождём и углём с вокзала,
дома с оберегом у двери против любой незваной беды,
тёплой кухни, где все немного пьяны и накормлены до отвала,
чердака, где притихшие ласточки, вязанки зверобоя и череды,
гамака во дворе, лоскутного покрывала;

памяти, острой, такой, чтобы всё, что было,
всё, чего не было, всегда помнила,
никогда не забывала.

15:19

я люблю шрамы. это же биография.
Ксения Желудова, 2011

прочитай и выучи наизусть:
тьма имеет предел, и любая грусть
преодолима, если построить мост;
боль исчерпаема, горе имеет дно,
если осмелиться встать в полный рост,
дотянуться до счастья, ибо оно
досягаемо, и рецепт его крайне прост.

запиши и бумагу затем сожги:
люди — концентрические круги,
у всех одинакова сердцевина.
память — вбитый в темя дюймовый гвоздь,
научись прощать, он выйдет наполовину.
обиды и скорбь созревают в тугую гроздь,
выжми до капли, получишь терпкие вина.

взрослей, но и не думай стареть,
смерть существует, но это всего лишь смерть,
дань закону контраста.
не стоит пытаться нумеровать страницы,
ибо время тебе неподвластно.
в твоих силах помнить слова, имена и лица,
рушить стены и презирать границы,
любить, покуда сердце не задымится,

и знать, что всё это не напрасно.

15:12

я люблю шрамы. это же биография.
Ок Мельникова, 2012

все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах — не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни — все хриплым голосом,
все стихи любимые — неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные — предатели,
цирковые клоуны — все печальные,
а упрямые скептики — все мечтатели.
если дом уютный — не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться — навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.

15:08

я люблю шрамы. это же биография.
Из бушующего сегодня относительно спокойное завтра выгрызая, на него надеясь (а может, его и боясь) — не суетись. Будет день, будет пища, будет станция Сходня. Будет варенье на завтрак, запах хлеба, звонок трамвая, будет куча приятных безделиц, римская вязь и под вечер желтеющий лист на ладонь слетит. Окстись. Будет солнечного обмана еще неистово много, где-то выясняющего отношения с твоей собственной голой душой. Будет сказочного романа продолжение и в даль дорога, будет вообще разное еще продолжение, уточнение, мнение, бдение, пошел, пошел. Не стой, как столб, не стой под стрелой, не жалей себя, не носи тряпья. Не морщи лоб, не ходи злой, не ругай, любя, не опускай копья. И не корми соловья — баснями. Корми соловья — песнями. И усталую прядь со лба сними, и тревогу с себя в толпе сними. Сними рубашку, потискай кошку. Из бушующего сегодня не забудь ни строчки. А там, в относительно спокойном завтра, себя вспоминая, позавидуй немножко. Себе — тому, который сегодня, сидит, бушующий, в своей одиночке. Ничего себе ночка. Будут лучшие, я тебе обещаю, гораздо лучшие, я точно тебе обещаю, будет день, будет утро, разбудит лучами, подаст варенье на завтрак, возникнет станция Сходня. И не волнуйся ты больше про завтра, ну подумаешь — какое такое завтра, в конце концов, вовсе и нет никакого такого завтра. Потому что вчерашнее завтра — посмотри в окно! — это уже сегодня.

Источник: www.adme.ru/tvorchestvo-pisateli/sovremennye-st... © AdMe.ru

14:34

я люблю шрамы. это же биография.
Старье на свалку — не жалко.

Мое определение зла: враждебность.

Лингвистические структуры всегда действовали на меня, как музыка или цвет.

Когда вы пишете сложную историю, вы должны сразу рисовать карту — потом уже будет поздно.

Я люблю мужчин. Даже несмотря на то, что по большей части они лживые, завравшиеся мудаки.

Красота — это когда тебе комфортно в твоем теле. Или просто помада блядского цвета.

11:13

я люблю шрамы. это же биография.
один в поле воин

14:37

я люблю шрамы. это же биография.
Rock on, gold dust woman